Недореализованные. «Нам очень повезло, что нас в первые полгода не убили»
Я считаю проблему недореализованности 40–50-летних большой потерей российской экономики. Резкая технологическая турбулентность выкинула на рынок труда огромное количество умных, дееспособных еще лет двадцать пять, но уже «устаревших» людей. Свою роль сыграло время — было «не до мечт», а потому сейчас в профессии много «сбитых летчиков», которые стартанули не там, где были талантливы. В Европе решают эту проблему через переобучение или институт советников-менторов. У нас другая атмосфера — списать человека проще, чем помочь.
С сентября стартует большой проект «Недореализованные». Это несколько десятков историй разных людей за 40: успешных и не очень, звезд и не очень. В конце каждой — план реальной «альтернативной карьеры»: что они могут сделать сейчас, чтобы получить профессию, которую хотят.
За истории отвечает журналист Иван Сурвилло, рекомендации по альтернативной карьере даю я.
Если вы хотите принять участие в проекте, напишите на [email protected] — и Иван с вами свяжется. Нас интересуют истории успешной смены карьеры (совсем не обязательно звездной) и ощущение недореализованности — в этом случае мы будем помогать выбираться.
Единственное условие — анонимно нельзя, но бережность в обращении гарантируем.
Где-то в 23 года я переехал из Беларуси в Москву делать бизнес. Друг меня сначала позвал в английскую компанию, которая работала на Лондонской фондовой бирже, но тема не пошла.
Позже возникла идея бороться с пиратством. Первая мысль была: «Да нас же убьют через неделю». Но мы начали думать, как все сделать грамотно, чтобы не отстрелили и не посадили.
Договорились с правообладателями — компаниями, которые занимались дистрибуцией фильмов в России, получили от них все документы на фильмы и другие бумаги. Сняли маленький офис в хорошо охраняемой организации, весь под камерами. Начали работать.
Процесс строился так: наши люди делали контрольную закупку. Обязательно — два свидетеля, видео-аудиозапись и чек. Всё это собирается, оформляется, готовится в суд, а хозяину ларька передается претензионное письмо с предложением решить вопросы в досудебном порядке. После отправки претензии на нас давить уже было бессмысленно, а до этого о ней никто, кроме нас, не знал.
Досудебным урегулированием занимался я. Это был один из самых рискованных моментов в работе. Ведь это были 90-е, случиться могло что угодно. Большинство пиратов приходили на досудебное урегулирование сами, но были и такие, кто приходил с крышами — бандитскими или милицейскими.
Те, кто приходили сами, обычно без проблем подписывали соглашение о досудебном урегулировании за условную тысячу долларов. И часто за скидку давали подробнейшую информацию с паролями и явками об оптовых поставщиках пиратских кассет и пиратских студиях. Но дело было даже не в скидке, они бы и так с удовольствием рассказали, потому что у каждого розничного торговца за время работы случались конфликты с поставщиками: не заменили партию бракованных кассет или еще что-то. А тут такой отличный способ отомстить.
Так у нас собиралась база по крупным игрокам пиратского рынка. Но к ним подступиться в одиночку было невозможно, только с милицией. А связей в милиции у нас не было. Но вдруг это начало решаться довольно просто, благодаря пиратам, которые приходили на досудебное урегулирование с милицейской крышей.
Эти крыши себя вели по-разному. Обычный вариант — заряжали диктофоном пирата, инструктировали дать взятку. Он заходил с диктофоном, и под запись предлагал взятку. В ответ получал громко: «Взяток не берем, даже, если бы и взяли, решить не смогли бы, так система устроена».
В худшем случае пират мог бросить деньги на стол и уйти. Я быстро звонил 02, описывал ситуацию, вызывал наряд. Дальше начиналось маски-шоу.
У нашей бухгалтерши висело пляжное полотенце на спинке стула. Она под дулом автомата его снимала, стелила на пол и ворчливо говорила:
— Да ложусь-ложусь, не видишь, что ли? Раскричались тут.
Были попытки обвинить меня во взяточничестве, а компанию — в мошенничестве. Но у нас было все совершенно законно.
Это был худший сценарий, обычно все проходило тихо-мирно, милиция говорила, что это их человек и нужно вопрос по нему решить.
— Ок, давайте палка на палку.
Они тут же все понимали. «Палка на палку» — это на милицейском жаргоне означает, что мы это дело закроем, а они нам помогут сделать другое.
Вот тут база по оптовикам и пиратским студиям начала работать — с милицией к ним уже можно было подступиться. В ответ они стали перебазироваться в закрытые НИИ и предприятия оборонки, но и это со временем удалось преодолеть: обычно заходили через их ОБЭП.
С бандитами было гораздо веселее. Заходила толпа людей в тесных кожаных куртках. Я им объяснял: «Сделали контрольную закупку одной кассеты, и теперь ваш подопечный должен правообладателю пять тысяч долларов». Бандиты: «Что? Пять тысяч долларов? Да мы же…» Я в ответ: «Поскольку пришли серьезные люди — будем решать. Давайте старший останется, остальные выйдут, и мы разберемся».
Когда все вышли, я старшему говорю: «Смотри, мы обычно берем штуку. Твои войдут, я скажу, что скинул три. Штука тебе, штука нам». Старший: «Отлично, согласен». Диалог занимал буквально 10 секунд. Я просил позвать ребят, старший звал и в последний момент предлагал: «Только давай две штуки мне, а одну вам?» Я соглашался.
Толпа вваливалась обратно. Я говорил, что тут такие имена были названы, такие вообще люди пришли… Мы впервые истории с пяти тысяч снижаем до двух. Под гарантии собственно вашего старшего. Платили.
Потом на вечеринках бандитов встречал: «У вас как дела?» Они: «Да, нормально! Сняли с него денег, все хорошо! А потом еще раз сняли». Я говорю: «В смысле?» Бандиты: «Денег у нас как-то не было, пошли к нему, сказали: “Помнишь мы тебе две штуки отбили? А вот сейчас у нас братишка попал на тюрьму. Помоги брату, он же за тебя впрягался”». То есть, если человек связывался с бандитами, он сразу попадал на деньги. Сам бы пришел, все было бы нормально.
Я этим занимался ради денег. Дела были на потоке: за месяц скапливалось много, мы их пачкой несли в Арбитраж. Судья выдергивал три-четыре дела, случайным образом требовал по ним все доказательства. Мы их ему предоставляли. Дальше все не проверялось, просто штамповалось. Такой «Макдоналдс» юридический.
Москву мы почистили от пиратства за год-два. Помните, кассеты были с наклейкой, на которой были ручкой написаны названия двух фильмов? Мы двухфильмовые кассеты убрали, и это уже серьезно сказалось на результатах работы правообладателей.
На смену пришла подделка обложек кассет, да такая, что отличить непрофессионалу было невозможно. Мы в ответ создали экспертную организацию. В общем, борьба брони и снаряда шла полным ходом. И не только в Москве.
Стали открывать филиалы по стране. Как бы странно это ни звучало, но делали их на базе пиратских студий. Других просто не было, в регионах пиратством занимались все. Мы делали им предложение, от которого сложно было отказаться. Студия создавала наш филиал, мы обучали их людей, снабжали всеми необходимыми бумагами.
В небольшом городе все конкуренты были известны. С нашими бумагами филиал быстро закрывал конкурентов и становился монополистом. А сами они уже не могли продолжать пиратить — пострадавшие конкуренты быстро бы пожаловались. Да и в условиях монополии в этом практической нужды не было. Продажи лицензионного видео увеличивались в разы.
Кроме этого начал зарождаться поток частных клиентов. У нас в офисе уже можно было встретить известных актеров, режиссеров, певцов.
Мы выиграли дело Роману Виктюку по его спектаклю «Служанки», это было очень важное дело с точки зрения прецедента. Роман Григорьевич нас вытащил на Первый канал в прайм-тайм, где мы рассказали об этом деле и вообще о борьбе с пиратством.
В итоге летом 1998 года правообладатели на аудиорынке решили, что и они хотят подключиться к работе с нами. А это примерно в 10 раз больший рынок. Мы встретились с IFPI, договорились обо всем, начали готовить и согласовывать контракт.
17 августа 1998 года был объявлен дефолт. Все наши клиенты стали банкротами в один день.
У нас было много работников. Им нужно платить зарплату, плюс нужно оплачивать офисы. Все расходы в критической ситуации нужно резать — увольнять всех в один день, не ждать, не надеяться, что ситуация изменится, отказываться от офиса, говорить: «Я банкрот». Было жалко, но пришлось. Наша компания прекратила свое существование.
И я в 30 лет начал работать таксистом. У меня была пятерка-жигули. Она стала моей кормилицей. Год бомбил и брался за все, что может принести деньги.
Взялся вести дело в суде против белорусской таможни — отбивал фуру с грузом. Выиграл. Фуру и груз вернули, хотя тогда это казалось за пределами возможного. Не исключено, что это было первое выигранное дело такого рода.
Заодно, прогуливаясь в универмаге в заштатном белорусском городишке, в отделе конфискованных товаров купил по доллару за штуку 500 настоящих лицензий Windows, продал в Москве сборщикам компьютеров, заработал больше 10 тысяч долларов.
В целом, зарабатывать удавалось, но я искал, куда себя приложить всерьез.
И вот однажды мой друг детства меня позвал меня жить в Штаты.
— Что я там буду делать? На стройке работать?
— Тут большой дефицит программистов. Голова есть, разберешься.
Я посмотрел вокруг — а стоит ли, и задался вопросом: «Кто сделал миллиардные состояния с нуля?» Оказалось, что в список «Форбс» активно врываются программисты. Тот же Билл Гейтс — самый богатый в то время человек в мире. Решено. Буду программистом.
Купил учебник по программированию, прочитал. Оказалось, ничего сложного. Все понятно. Пошел устраиваться на работу. И даже устроился на зарплату долларов в 200. Когда дали первое задание, понял, что вообще ничего не знаю. Ноль. Пришлось закатать рукава и глубоко нырнуть в изучение.
Со временем стало получаться. Взяли на работу в Студию Лебедева, там проработал больше пяти лет. Разные профессиональные рейтинги стали включать меня вначале в пятерку, а потом и в тройку лучших специалистов в Adobe Flash технологиях. В Штаты не уехал, да в общем, не особо-то и надо было.
Параллельно я смотрел, какой бы свой проект сделать. Требования сформулировал так: он должен быть международным, массовым, с миллиардным потенциалом.
В итоге после 10 лет работы программистом я взялся как директор реализовать идею, которую коротко можно сформулировать так: база всех квартир в 3D в мире.
Идея в том, чтобы у каждого человека была его квартира в 3Д. Уже на этапе покупки человек сможет посмотреть ее с разными интерьерами, выбрать подходящий, поменять на свой вкус, тут же через нас заказать все, что нужно. Отличный инструмент как для пользователей, так и для застройщиков и продавцов мебели.
Уехали с командой в Черногорию. Уже 10 лет я тут живу и работаю. За это время наделал массу ошибок, но и удачные решения были, прошел через банкротство инвестора (не по нашей причине), три года безуспешных поисков инвестиций, долги, залог квартиры, развод, глубокое изучение бизнеса, венчурного финансирования, полную переработку бизнес-модели, новый интерес инвесторов к проекту и многое другое.
С новым инвестором удалось создать технологию, которая дает себестоимость создания 3D-модели квартиры меньше 2 евро. То есть сделать все российские квартиры можно тысяч за 200 евро — потому что тут много типовых квартир, а все квартиры в мире — за десяток миллионов.
К сожалению, история закончилась неожиданным конфликтом с первым инвестором. Обдумав все, я вышел из проекта. Из компании можно сделать танк, который не возьмет ни один снаряд. Но взрыв изнутри не переживет ни один экипаж, к этому невозможно подготовиться и от этого защититься. Тема для меня еще больная, не хочу подробнее рассказывать.
Скажу в общем: работа директора в стартапе — делать ошибки. Много ошибок. Делать их нужно как можно чаще, быстрее осознавать, дешевле исправлять.
Сейчас я в мобильных технологиях. Работаю как Junior Developer, притом что имею успешный двадцатилетний опыт программирования. Написал в Фейсбуке, что ищу работу, интересен мобайл. Мне тут же предложили несколько вариантов.
Поговорил с ребятами, они:
— Надо писать на этом языке, на такой технологии.
— Первый раз о таком слышу. Но, давайте.
Месяц, по учебникам, по интернету колупался, потом начал работать под патронажем (ментор, кстати, младше моего сына). Делаю какие-то фичи, они вполне получаются. Пишу новую архитектуру приложения, чтобы на нее переехать. Интересно, потому что мобайл — тема для меня новая.
Я не ощущаю себя недореализованным. О нет, скорее перереализованным. Багаж опыта и знаний как в программировании, так и в бизнесе такой, что мне достаточно заниматься любимым делом, не спешить, смотреть по сторонам и стараться объективно оценивать возможности, которые возникают.
Все остальное приложится.
Довольно часто ко мне приходят люди, которые говорят: «Я перереализован» или «Я пришел просто поговорить». Это понятная защитная реакция: мозг не хочет принимать себя как нереализованного, и это нормально. У Ивана, конечно, недореализация, а не перереализация.
Основная проблема кейса Ивана — переезд в другие страны. Когда взрослый и очень успешный человек переезжает, он теряет весь нетворк и карьерно развивается хуже.
При переезде в другую страну, если ваша специальность не связана с дефицитными профессиями в этом месте, вы сильно теряете в карьерном росте. Потому что работодатели предпочитают граждан своей страны.
Плюс остро встает вопрос связей: чем больше ты претендуешь на топовые вакансии, тем важнее узнавание, а в новой стране тебя мало кто знает.
Иван молодец, что старается быть актуальным. Во всех странах востребованы программисты, и «код» гарантирует ему кусок хлеба. Но то, что он начал учиться этому сильно за сорок, ограничивает его возможности. Язык и среда Adobe Flash, в которой он долго работал, умирала, а Ваня в нее верил и не видел, как стремительно она теряет позиции. Если бы он актуализировал свои навыки раньше, ситуация была бы совершенно иная.
Сейчас Ваня может претендовать на условные 1500 евро до вычета налогов. В Европе это довольно мало. Если бы он вернулся в Россию, то мог бы быть менеджером технологических проектов. В России его зарплата уже после вычета налогов была бы порядка 350–500 тысяч рублей. С точки зрения карьеры, денег и интересной работы — Иван бы выиграл от возвращения, но я его к этому не призываю.
Последнее — Ваня очень мужественный. То, что он учится актуальной специальности, круто. Но это не решит проблему недореализованности. Став программистом, он все равно будет ощущать ее, потому что раньше руководил большими технологичными проектами. Вернуться на этот уровень будет сложно, но вопрос — надо ли. Свой кусок хлеба Ваня в любом случае заработает программированием.
Если вы хотите услышать свои рекомендации альтернативной карьеры, напишите на [email protected] — и мы с вами свяжемся. Интересуют истории успешной смены карьеры (совсем не обязательно звездной) и ощущение недореализованности — будем помогать выбираться.
Подготовил Иван Сурвилло