Новые санкции — новые проблемы, куда более серьезные. Почему нам были не страшны санкции против предприятий военно-промышленного комплекса? Он в значительной степени существовал за счет госзаказов и экспортных контрактов. Госзаказ за ним остался, а экспортные контракты были заключены в основном со странами, которые не имели отношения к санкциям, так что ситуация была не слишком обременительная.

Когда российским бизнесменам замораживают активы и запрещают вести дела с американскими юридическими и физическими лицами, запрещают поставлять продукцию в те же Штаты, это серьезный удар по рынку. Нет спроса — не нужны кредиты: зачем деньги, если кредитуемый не может сбыть свою продукцию? Падение спроса на американском рынке — это и падение валютной выручки, а значит, и падение рубля. И то, что происходит с национальной валютой сейчас, иллюстрирует те риски, которые ждут нас в будущем.

В первую очередь санкции повлияют на алюминиевую промышленность и машиностроение. Соответственно, государство мало может здесь помочь — оно не станет покупать алюминий в спасительных масштабах в резервные фонды. То, что купит резервный фонд, не заменит рынки, которые мы потеряем. Потерю рынков не компенсировать вялыми попытками что-то спасти даже при наличии достаточных возможностей, а у российского бюджета их нет. Предыдущие санкции израсходовали резервный фонд. Если в начале 2015 года там было около 6 триллионов рублей, то теперь — ноль. И с 1 февраля у нас есть только Фонд национального благосостояния, в котором еще недавно было больше 5 триллионов рублей, а сейчас — менее 3,8 триллиона. То есть санкции заставили нас израсходовать две трети запаса — и самое серьезное начинается только сейчас.

Единственный выход — и я надеюсь, власти это поймут, — признать, что санкции — это прежде всего наша личная проблема

Что касается возможностей международных резервов для поддержки национальной валюты — они подросли до 440 миллиардов долларов, но в лучшие времена у нас там было 600 миллиардов, и это капля в море.

Четыре года мы жили, успокаивая себя тем, что не мы это начали, не нам этот гордиев узел и разрубать. Но неужели падение наших рынков и национальной валюты — это чья-то еще проблема? Единственный выход — и я надеюсь, власти это поймут, — признать, что санкции — это прежде всего наша личная проблема.

Решить ее можно только политически. В экономическом смысле мы не способны это сделать. Если бы наша экономика была сопоставима с экономикой США, допустим, как Китай, тогда лучшим противопоставлением санкциям была бы сила экономики. Но мы в восемь-девять раз меньше, чем экономика Штатов, и противопоставлять здесь что-то трудно. Так что придется искать утраченные рынки в Китае, просить принять нас. Нужно понимать, что ценовая политика будет более гибкой, мягко говоря — но как еще завоевывают место на рынке в такой ситуации? Только вот таким путем.