Андрей Наврозов: Жив курилка
«Куренье — свет, а некуренье — тьма», — задумчиво произносил Васяна, умственно отсталый второгодник из рабочего городка в двух километрах от нашего дачного поселка, вскрывая пачку папирос движением, известным широкой публике благодаря балладе о шаландах, полных кефали. В те времена, как в своих мемуарах заметил беллетрист Рыбаков, я был «бело-розовым холеным московским мальчиком» — беллетрист хотел быть мачо, как Хемингуэй, намекая, что из бело-розовой холености ничего путного выйти не может, — и апофтегма Васяны в сочетании с запахом плесени и сырого лука, исходившим от его купленной на вырост школьной формы, меня пугала. Впрочем, пугал меня и размер Васяниных ботинок.