Как готовить яичницу по-королевски, или История одной семьи

Теперь я знаю, как делать яичницу по-королевски. Берете яйцо, отделяете желток от белка. Но тут — противоречие: корона будет белой. На этом моменте я начинаю смеяться. Потому что папа Саши Климушкина, Дима, научивший меня делать яичницу по-королевски, пояснял эту нестыковку очень обстоятельно. «Не надо пугаться того, — говорил он, — что основание окажется желтым, а корона — белой. В жизни не бывает. Но что делать. Кулинария разнообразнее жизни», — сказал Дима. И вздохнул.

Не помню, как я сдержалась, чтобы не расхохотаться прямо посреди железнодорожного вокзала Рязани, где состоялся этот разговор. Но как-то же не расхохоталась. Дело, видимо, в том, что у меня в сумке лежала большая и тяжелая индоутка. Расхохотавшись, я могла ее уронить. Терять индоутку не хотелось. C нее ведь все и началось.

— Привет, — сказал шестилетний Саша Климушкин, едва я вошла в дом, стряхивая с себя несколько сантиметров декабрьского снега. — Ты, надеюсь, знаешь, кто такая индоутка?

Я стояла в луже, растекающейся по паркету из-под сапог, и думала.

— Ну, живее, думай, думай! — торопил Саша.

Надо было не ошибиться: мы с Сашей не знакомы, мне только предстоит написать о нем заметку. Значит, надо попытаться произвести впечатление.

— Ну, это… — тянула я с ответом — Это… Ну, когда индюк с уткой поженились, а потом у них родилась девочка, — проговорила я, наконец, каким-то чужим глупым голосом.

Саша в ужасе закатил глаза: «Ничего ты, оказывается, не знаешь. Ладно, пошли, потом объясню», — покровительственно взял меня за руку и повел в комнату.

В комнате торжественно сидели две похожие друг на друга женщины. Елена Юрьевна и Валентина Владимировна, представил их Саша. Бабушка и прабабушка. Перед ними — четыре толстых альбома Сашиных поделок: мозаики и инсталляции, пластилиновые лабиринты и акриловые пейзажи, наконец, стихи и рассказы. Бабушка и прабабушка Саши Климушкина тут же принялись мне все это показывать. Я даже мельком увидела приготовленное расписание Сашиных кружков, Но до обсуждения не дошло. «Вначале — драконы», — строго сказал Саша. И мы стали собирать войско. Потом взялись за катапульту, для бесперебойной работы которой требовались все новые и новые добровольцы. И Саша приказал бабушке и прабабушке притащить из дальней комнаты еще несколько десятков динозавров, леопардов, слонов и львов. Мы построили их в карэ, заняв всю комнату. Потом построили четырехуровневый гоночный трек и стали гонять по нему самых достойных из Сашиных животных. Тут он врезал рукой по катапульте так сильно, что я испугалась: «Тебе не больно? Ты себе не навредишь?» —

«Я сильный, — ответил Саша. — Меня даже когда перебинтовывают, я не плачу». И, в подтверждение своих слов, снова врезал по катапульте. Даже сильнее, чем в первый раз.

Чем бы это кончилось — неясно. Но из кухни пошел головокружительный запах. «Индоутка, — махнул рукой Климушкин. — Ты и правда не знаешь, кто это?» Я не знала.

— Понимаешь, это такая утка особой породы. У нее самое нежное на свете мясо. Мне его можно. Вот мы с дедом и выращиваем их в деревне. Они очень умные. А еще у нас есть коза. Я с ней дружу. И пес — с ним дружит дед, — сказал Саша.

Наверняка в его деревне жил еще кто-то, но рассказать об этом мальчик не успел. Позвали к столу.

На столе лежала огромная запеченная индоутка, живот которой был зашит толстой черной нитью. Внутри были специи, пропитанные соевым соусом. «Папа три дня ее мариновал к твоему приезду», — с гордостью сказал Саша. Оказалось, все самые важные блюда в доме Климушкиных готовит именно Дима, Сашин папа. Бабушка Елена Юрьевна и прабабушка Валентина Владимировна — по салатам или там заготовкам овощным. Мясо и все важное — только Дима. И все важное в этом доме так или иначе связано с индоутками. Их гипоаллергенное мясо и яйца — то немногое из продуктов, что не наносит здоровью Сашки вред, рассказывают в два голоса бабушка и прабабушка Климушкина, пока их внук и правнук опытными движениями разделывает индоутку папиного приготовления. И, причмокивая, уплетает.

Я спрашиваю: «Ничего, что запачкаются бинты?» Саша вертит головой, бабушка машет рукой: «Перебинтуем». Всей семьей Климушкины демонстрируют невероятные запасы птичьего мяса в доме: индоутки лежат в четырех морозилках, в холодильнике, в подполе, яйцами индоуток забиты все полки и шкафы. Сколько индоуток и их производных в деревне под охраной деда, трудно себе представить. Дед, в окружении этих важных красноклювых птиц, коз и собаки — в форпосте семейного бизнеса в нескольких десятках километров от Рязани. И на фотографии на заставке домашнего компьютера Климушкиных. На зиму дед — единственный из всей семьи — остается в деревне. Саше в холод было бы трудновато в доме без удобств и отопления. Саша скучает. Смотрим на компьютере дедовы фотографии — они в отдельной папке. Следующая — Сашино детство, четыре альбома. В них все как положено: Саша на руках у отца и деда, у бабушки, у прабабушки, с индоутками, козами, с собакой, колет дрова, тащит из колодца воду; Саше полгода, год, два, наконец — уже шесть: торт со свечами, шары. Единственное, что смущает в Сашиных фотоальбомах — отсутствие счастливых фотографий мальчика на пороге роддома, с мамой и папой, ежемесячных снимков в люльке, первых зубов и первых шагов.

Дело в том, что когда Саша Климушкин родился, его маме сказали, что мальчик смертельно болен. А мама сказала папе, что с таким ребенком она жить не будет.

— И ты поверил? — спрашиваю старшего Климушкина. Он вжимает голову в плечи. Кряхтит. Смотрит куда-то в сторону. Бабушка и прабабушка уводят Сашу в комнату к драконам. А мы остаемся с Димой один на один. И он смотрит на меня так, будто бы я — дракон: «Я его не видел, когда он родился. Жена сказала, что он весь в ранах. И сказала, что это не лечится».

Диагноз буллезный эпидермолиз, кажется, прозвучал на второй или третьей неделе Сашиной жизни. Но Климушкин, скорее всего, этого не слышал. Потому что он запил.

Сашина мама велела выбирать: или семья, или Саша. Ломать жизнь о неизлечимую болезнь она не хотела

До рождения Саши в его жизни все было в порядке: любовь, свадьба, первенец, работа водителем, деньги вроде стал зарабатывать. А потом — вот это: «смертельно больной ребенок». И тупое чувство бессилия.

Когда Климушкин вышел из запоя, Саша уже был в доме малютки. Его хрупкую и тонкую, как крыло у бабочки, кожу, регулярно бинтовала патронажная сестра фонда «Дети-бабочки». Бабушка Елена Юрьевна наблюдала за этими перевязками, запоминала движения, задавала вопросы. Вместе с дедом и прабабушкой они, вначале робко и опасливо, а потом все увереннее и регулярней, навещали Сашу в сиротском доме. Через полгода, набравшись смелости взглянуть на Сашу, пришел отец. Забинтованный Климушкин-младший выглядел довольно страшно. Но ни бинты, ни ранки на лице не отменяли того, что лицом мальчик как две капли воды был похож на отца. «”Это твой сын” — все время крутилось у меня в голове, — рассказывает Климушкин. — Он живет в детдоме».

После встречи с сыном Климушкин снова попробовал поговорить с женой. Но Сашина мама велела выбирать: или семья, или Саша. Ломать жизнь о неизлечимую болезнь она не хотела. Тогда Климушкин опять запил.

В один из похожих друг на друга дней Диминого отчаяния на пороге квартиры появилась Елена Юрьевна, его мама и Сашина бабушка. И сказала, что Сашка — это их семья и их кровь. И растить его надо самим. «Пойдем за твоим сыном, сынок», — сказала Димина мама.

Дима умылся, оделся и принял решение: через несколько дней Саша оказался дома. И это, разумеется, поменяло жизнь всех тех, кто его любит.

Бабушка и прабабушка уволились с работы, чтобы быть с Сашкой, Дима бросил пить навсегда и стал подрабатывать водителем везде, где только можно. Все, что можно было продать, продали. На вырученные деньги купили дом в деревне. Завели козу и индоуток, чтобы кормить Сашу диетической едой.

Саша деревню полюбил. И хотя, по идее, в доме без удобств и отопления мальчику-бабочке не место, едва наступает тепло, Климушкины перебираются на — как они это называют — ферму. «Вот разведем индоуток, станем их продавать по всей Рязанской области и разбогатеем», — мечтает Климушкин-младший.

Перевязочные материалы для Саши — а его еженедельно надо перебинтовывать специальными бинтами со специальной пропиткой — стоят 300 тысяч рублей в месяц. Все, что зарабатывает семья Климушкиных, уходит на них. Во многом помогает фонд «Дети-бабочки». Но таких, как Саша Климушкин, у фонда — три сотни. И полностью закрывать нужную Климушкиным сумму не удается. Елена Юрьевна ходила и в депздрав, и к губернатору, но после десятков часов ожидания ей везде отказали: «Это ваш мальчик — ваши проблемы». Дима никуда не ходил. То ли гордость, то ли какое-то отцовское упрямство: сами справимся.

— А Сашина мама? — спрашиваю я, понимая, что спрашивать об этом нельзя, но не спросить нельзя тоже.

— У мамы все в порядке, — отрезает Дима.

Сашина мама живет со старшим Сашиным братом. Мальчики общаются. Это, пожалуй, все, что рассказывают в семье Климушкиных о Сашиной маме.

Эти Климушкины вообще похожи на команду, готовящуюся к отправке в космос: чувство локтя, слаженность действий и абсолютная уверенность в правильности выбранной цели — вырастить Сашу счастливым и готовым к жизни. Даже если жизнь эта будет связана с бинтами.

— Если пойдет дело с индоутками, — рассказывает Дмитрий Климушкин тоном, очень похожим на Сашин, — начнем откладывать деньги: я читал, в Италии уже есть парень, которого вылечили от буллезного эпидермолиза. Вроде есть средство. Но стоит дорого.

Для одного из нескольких типов буллезного эпидермолиза несколько лет назад было изобретено лекарство, позволяющее остановить ход болезни

Это правда. Для одного из нескольких типов буллезного эпидермолиза несколько лет назад было изобретено лекарство, позволяющее остановить ход болезни. Та ли мутация заболевания у Саши — неизвестно. Но Климушкины верят, что, если постараться, протянуть подольше, приложить еще немного сил, Саша дождется лекарства.

— Ты хочешь еще раз жениться? — спрашиваю Диму.

— Никогда, — отвечает. — У меня есть Саша. Я им рисковать не могу.

Помолчав, добавляет:

— Вот все думают про меня: мучается мужик, больной ребенок. А я это воспринимаю совсем по-другому: у Саши есть необычность. И мы должны жить, имея ее в виду. Понимаешь?

Не уверена, что понимаю полностью, но киваю.

«Драконы построены», — слышно из комнаты. Там, строго по елочке паркета в одиннадцать одинаковых рядов выстроено большое драконье войско и собрана четырехэтажная катапульта. Бабушка Елена Юрьевна и прабабушка Валентина Владимировна сидят по обе стороны поля битвы, то есть дивана: халаты в цветах, руки на коленях, улыбаются. И — это видно — очень гордятся внуком.

Мы будем воевать драконами до самого вечера, пока я не обнаружу, что опаздываю на поезд. С собой Климушкины приготовят мне четыре индоутки. Я стану отпираться. Сойдемся на одной. И яйцах. Яйца надо брать обязательно. Потому что только из яиц индоутки можно приготовить правильную яичницу по-королевски: отделяете белки от желтков, выливаете желтки на горячую сковородку; пока они поджариваются, взбиваете до пены подсоленные белки; переворачиваете желтую основу; аккуратно ложкой выкладываете образовавшуюся белковую пену на поджаренный желток. Только надо быть готовым, что корона у королевской яичницы — белая.

«Потому что кулинария разнообразней жизни», — говорит Дмитрий Климушкин. И вздыхает. У меня в сумке тяжелая индоутка, и я боюсь смеяться, чтобы ее не уронить. Терять индоутку не хочется. Мы с Климушкиным стоим у буфета на железнодорожном вокзале Рязани. «Моя мама была здесь шеф-поваром двадцать лет подряд. Ее весь город знал. Многие сюда специально прибегали перекусить, так вкусно было», — говорит Климушкин.

— А потом?

— А потом появился Саша, — говорит Климушкин, — и маме пришлось уйти с работы. Потому что рядом с Сашей всегда должен кто-то находиться: бабушка готовит, мама перевязывает, бабушка — на кружки, мама — по врачам, я на подхвате. Дед с индоутками и козами в деревне сидит. Короче, жизнь переменилась у нас, Катя. На все сто.

— Жалеешь?

— Это моя жизнь. Наша с Сашкой. И другой не будет. Так что нам придется победить.