Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС
Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС

«Подключать четырех пациентов к одному аппарату ИВЛ — нонсенс»

Анастасия, медсестра, Москва:

Я работаю в центре оториноларингологии — как принято говорить, мы занимаемся ухом, горлом, носом. Недавно стало известно, что нас перепрофилируют в инфекционный стационар для больных коронавирусом. Всех пациентов попросили выписать за два дня и приготовиться к приему новых. 

Мы не готовы к этому ни морально, ни физически. В первую очередь это связано с тем, что у нас узкоспециализированная клиника, а не больница общего профиля. Мы мало знаем о легочных болезнях. А лечение больных с COVID-19 — это колоссальная работа, нужны инфекционисты и пульмонологи. Наши сотрудники сейчас в растерянности. Нам прислали обучающее видео, но это мало чем помогло, ждем более подробный инструктаж, который будут проводить в ближайшее время. А пока обучаемся сами — обмениваемся информацией внутри сообщества, читаем материалы в интернете. Я прихожу на работу как на минное поле, потому что не знаю, что нас ждет: когда и сколько привезут пациентов, насколько они будут тяжелые. Общаюсь с медиками из других московских больниц, которые приходят после дежурств домой выжатые как лимон, принимают пациентов с коронавирусом в самошитых марлевых масках. Сейчас маски для медиков — как гречка для всех остальных, дефицит везде. Но нашему отделению в этом плане повезло, сестра-хозяйка очень запасливая, и пока маски есть. 

Очень удивляет поведение чиновников. Недавно к нам приезжала Вероника Скворцова, бывший министр здравоохранения, а сейчас — глава Федерального медико-биологического агентства. Она выходила в прямой эфир Первого канала и заявила, что в России придумали способ подключать к одному аппарату ИВЛ четырех пациентов. Перед ее визитом технику из всех палат реанимации привезли в одну, чтобы получить картинку. Эта реанимационная палата рассчитана на шесть мест. Нас попросили поставить 12 коек, потом — 24, а уже из новостей мы узнали, что их потом будет 36. Чиновники сказали, что для этих 36 мест привезут 12 аппаратов ИВЛ — как раз по одному на четверых. 

Перед эфиром в реанимацию вошли чиновники без бахил, правда, когда начались съемки, им пришлось надеть их и халаты. Скворцова на камеру продемонстрировала изобретение на нашем аппарате ИВЛ, который на ладан дышит. Врачи в этот момент стояли с выпученными глазами. 

Подключать четырех пациентов к одному устройству — нонсенс. Да, мы слышали, что такое практикуют в других странах, но наши врачи считают, что это неудачная идея. Даже я, проработав медсестрой 11 лет, понимаю, что люди болеют по-разному. То есть пациентам нужна разная поддержка, соответственно, на аппарате должны быть выставлены индивидуальные параметры. Так считают медики не только в нашей больнице. Против такой практики выступает Федерация анестезиологов и реаниматологов. На сайте change.org даже появилась петиция, авторы которой потребовали признать профнепригодность Скворцовой. В тексте говорится: «Одновременная вентиляция даже двух пациентов одним аппаратом ИВЛ категорически противопоказана с точки зрения физиологии дыхательных путей, безопасности пациента, адекватности мониторинга и просто здравого смысла. Не говоря уже о морально-этических и юридических аспектах».

Чиновникам все равно — главное отчитаться, показать по телевизору, что все идеально. 

Пока мы не готовы: нет защитных костюмов, медикаментов, техники. Нас пообещали снабдить к моменту прибытия первых пациентов. Но все равно есть ощущение, что мы остаемся наедине с вирусом: дадут костюмы, а что дальше будет — неважно. 

Фото: Александр Авилов/Агентство «Москва»
Фото: Александр Авилов/Агентство «Москва»

«Пожилые люди срочно хотят обследоваться»

Алексей, терапевт, Краснодарский край:

Я участковый терапевт в поликлинике. Как меня подготовили к коронавирусу? Брошюрой, которую нам прислали по электронной почте: «Выдавать больничные безо всяких проблем». Мы принимаем пациентов в обычных хирургических масках. Для рук — кран и мыло. Недавно медсестры брали анализ на коронавирус без спецкостюмов. 

В нашем городе (а он небольшой, население всего 250 тысяч человек) пока случаев нет. Но есть вернувшиеся из Европы люди и те, кто с ними контактировал. Недавно несколько таких туристов пришли к нам на прием, у них симптомов не было, поэтому анализ по регламенту не положен. Мы их выпроводили домой на карантин. Большую часть приехавших мы уговорили сидеть дома, но кто-то не захотел — работают в «Пятерочке», водят детей в садик, гуляют. 

Пациентов в последнее время стало больше. Пожилые люди перевозбуждены — хотят срочно обследоваться и лечить хронические заболевания, пока поликлиники не закрыли. У нас очень большие проблемы из-за этого, пытаемся объяснить, что не надо никуда ходить. На сдачу крови очередь. Я всех предупреждаю: надевайте маски, не ходите, если не экстренно. Бесполезно! Мы уже неделю бьемся, бабушки и дедушки упорно сидят в очереди рядом с кашляющими людьми. Я им объясняю, что это может стать их последним походом в поликлинику. Нет, все равно ходят. Последний, но зато громкий будет — хорошо так сходим, для души. 

Некоторые пациенты, особенно те, что часто смотрят телевизор, паникуют и вызывают нас на дом, стоит только чихнуть. Из-за этого нагрузка выросла. Но мы работаем спокойно — улыбаемся и ждем. Не смеемся над ситуацией, а адекватно на нее смотрим, чтобы решать проблемы по мере поступления. 

«В первый же день дежурства я заболела»

Мария, медсестра, Владивосток:

Сотрудников хирургического отделения, где я работала, перевели в инфекционное пульмонологическое с отдельным входом. К нам привозят больных средней тяжести с пневмонией — сейчас все пациенты идут с таким диагнозом. Анализы на коронавирус у них берут. Как нам говорят, ни у кого COVID-19 нет. Я не знаю, насколько это правда. 

Отделение должны были сделать изолированным, но нам приходится ходить еще и к своим пациентам из хирургии в другое крыло. В первые дни после переформирования были проблемы со средствами защиты: мы работали без спецкостюмов, в обычных хирургических масках. Я обратилась к «Альянсу врачей», они написали обращения в инстанции, и проблему с оснащением решили.

В первый же день дежурства в пульмонологии я заболела. Через день пришлось выйти на работу с температурой 38 градусов, потому что никто не смог подменить. Я дежурила 16 часов и ни разу не присела. Объем работы увеличился, больных очень много. Когда я в последний раз уходила с работы, отделение было заполнено на 75 процентов. При этом персонал нормально не обучили, хотя мы с легочными больными раньше не работали. На мой взгляд, было бы достаточно просто пригласить медсестру из пульмонологии и попросить ее дать нам инструктаж. Нам предложили только пройти онлайн-обучение на сайте непрерывного медицинского образования. 

Я все еще болею, и лекарства, которые обычно помогают при ОРВИ, не действуют. Я спросила у начальства, будут ли исследовать на коронавирус персонал, чтобы убедиться, что мы сами не несем опасности для пациентов. Мне предложили уйти на больничный и пройти тестирование в качестве пациента.  

Возросли риски, объем работы стал больше, но нам сказали, что не повысят зарплату. Сейчас я получаю около 24 тысяч рублей. Я думаю, что уйду на больничный с последующим увольнением. Кроме денег, для меня важен вопрос безопасности, потому что у меня есть дети.

«Медика сложно испугать»

Наталья, хирург, Москва:

Я работаю в больнице номер 15 имени Филатова —  недавно ее перепрофилировали для пациентов с коронавирусом. Это заняло меньше 10 дней. Нас обучили, привезли оборудование. Всем выдали защитные костюмы, респираторы, двойные перчатки, резиновую обувь. Сначала общая атмосфера показалась мне немного апокалиптичной, но потом я привыкла. Сейчас я понимаю, что наша больница похожа на клинику европейского уровня с новой техникой и хорошим ремонтом. 

Пациентов мы начнем принимать с 1 апреля. Больница рассчитана на 1300 коек. Как нам объяснили, при необходимости мы сможем разместить в два раза больше. Меня не пугает эта перспектива. Я чувствую, что готова. Сейчас сложно сказать, к чему именно. Наверное, ко всему сразу.

Врачей оставаться работать в новых условиях никто не заставлял, но многие остались — за исключением людей с хроническими заболеваниями или с маленькими детьми. Сотрудников старше 65 в обязательном порядке отправили домой. Оставшимся пришлось отказаться от работы по совместительству, чтобы не подвергать пациентов из других больниц опасности. Многие сейчас решают, где будут ночевать после работы, чтобы не заразить родных. Мы должны носить спецкостюмы, но риск заражения остается. Люди находят разные решения: кто-то отправляет детей к бабушкам и дедушкам. Я живу одна, поэтому у меня такой проблемы нет. 

На мой взгляд, вопрос, оставаться или нет на работе, вообще стоять не должен. Мы понимаем, на что идем, когда выбираем профессию врача. Медика сложно испугать. Да, ситуация необычная, пандемия случается раз в сто лет. Но раз это выпало на наш век, будем справляться.

«Сотрудников скорой не хватает»

Евгения, фельдшер скорой помощи, Камчатский край:

Наша бригада скорой помощи работает без спецкостюмов, в своей обычной синей форме. Мы ездим в течение суток к пациентам, ее не меняя. Защитных средств нет вообще. На работе закончились даже одноразовые маски. Я хожу на работу в масках, которые моя мама, тоже врач, принесла домой после одной из вспышек ОРВИ несколько лет назад. Еще у меня есть тканевая маска с угольным сменным фильтром, которую я купила в парикмахерском магазине. Начальство на вопросы о спецкостюмах, респираторах и защитных очках отвечает, что их закупили. И говорят так уже месяц. 

Нагрузка особо не возросла, но среди пациентов нарастает паника, все боятся заразиться и стали вызывать скорую при малейшем недомогании. При этом сотрудников не хватает. У нас всего две бригады на два населенных пункта, где живут 20 тысяч человек, хотя должно быть три. Работают 10 человек, еще есть 11 вакантных фельдшерских ставок и четыре врачебных. 

Коронавирус в зоне нашей ответственности пока никому не диагностировали. Мы понимаем, что это когда-нибудь случится. К наплыву больных никто не готов. Нет нужного штата специалистов и средств помощи, включая медикаменты. Как известно, они закупаются по тендеру, но тендеры только объявили, и закупок по большому счету еще нет. 

«Рабочих аппаратов ИВЛ всего три, главврач говорит, что 13»

Татьяна Ревва, анестезиолог-реаниматолог, Волгоградская область:

Я работаю в районной больнице в городе Калач-на-Дону. Рабочих аппаратов ИВЛ в реанимации всего три, у одного из них постоянно ломается компрессор. Главный врач утверждает, что у нас 13 устройств — среди которых аппараты ИВЛ, наркозно-дыхательный аппарат, оксигенатор (устройство, предназначенное для насыщения крови кислородом и удаления из нее углекислоты. — Прим. ред.). Это неправда. Перечисленная техника списана или находится в машинах скорой помощи. 

В нашем городе живут двадцать четыре с лишним тысячи человек. Это районный центр, поэтому в больницу стекаются пациенты еще и из окрестных поселков. Уже сейчас все рабочие аппараты ИВЛ в реанимации заняты нашими обычными пациентами, один из которых с ботулизмом — люди с таким диагнозом могут лежать в больнице до 120 дней. К нам привозят людей и с инфарктами и инсультами, которым тоже нужны аппараты. Если начнут поступать тяжелые пациенты с пневмонией, с ними буду работать я. Поэтому меня возмущает сложившаяся ситуация, ведь именно мне придется что-то изобретать, чтобы помочь больным. 

Смущает и отсутствие необходимой защиты. Сейчас у наших врачей есть только одноразовые костюмы, хирургические маски и маски из марли, которые шьют медицинские сестры. Антисептик за год я не видела ни разу. Вместо него разводят спирт, иногда до такой степени, что пропадает запах. 

Лаборатории не хватает реактивов. Даже тех, которые необходимы для биохимического исследования крови людей с пневмонией — например, калия. Из-за его колебаний может начаться жизнеугрожающая аритмия. Мы также используем препараты-диуретики, которые влияют на выведение калия из организма. Пытаемся восполнить его, но делаем это фактически вслепую, потому что не знаем реальных показателей. Кровь больных, которых мы переводим на аппарат ИВЛ, очень важно также исследовать и на газы. Но у нас нет артериального газоанализатора. Когда мы просили его купить, нам ответили, что он слишком дорогой и не особо нужен. Сейчас же он нам необходим для того, чтобы корректировать настройки аппарата ИВЛ под потребности пациента с пневмонией.

Мы не готовы к эпидемии, нет ничего, мне плакать хочется. Когда я начала рассказывать о ситуации журналистам, начальство стало на меня оказывать давление. Некоторые сотрудники перестали со мной здороваться. Но я продолжаю работу и не собираюсь увольняться.

«Я готова к тому, что муж будет жить на работе»

Лиза, ординатор, акушер-гинеколог, Хабаровск:

Я работаю в больнице, где оказывают помощь беременным женщинам и новорожденным детям. Как и всем, нам не хватает масок. Бабушки-санитарки шьют их на работе в помещениях, куда не заходят пациенты. Насколько я знаю, то же самое происходит почти везде, где врачи не контактируют с зараженными коронавирусом. 

В нашем городе на «передовой» основные потребности закрыты. В больнице, где работает мой муж и куда привозят пациентов с подозрением на вирус, есть спецкостюмы и респираторы. Несмотря на меры предосторожности, врачей предупредили, что их могут поселить в больнице. Им запретят выходить из здания после работы, питаться нужно будет в буфете, а спать — в отдельном корпусе, который станет общежитием. 

Все очень быстро меняется. Пока мой муж не контактировал с заболевшими, но в любой момент это может случиться. Он очень хочет помогать, я вижу его искренний душевный порыв. Я готова к тому, что он позвонит мне и скажет, что теперь живет на работе. 

«Русский авось — наша беда»

Всеволод Шухрай, нейрохирург, Москва:

Я работаю в Центре нейрохирургии имени академика Бурденко. Пока мы продолжаем вести консультативные приемы, госпитализации откладываем на более позднее время. К нам часто обращаются пациенты с хроническими заболеваниями, входящие в группу риска. Каждого человека, попадающего ко мне на прием, я прошу в ближайшее время не приходить, если ситуация терпит. Люди на это реагируют как люди, многие из них относятся к таким просьбам беспечно. Этот русский авось — наша беда. 

В середине марта я столкнулся с тем, что врачам в моем отделении не хватает средств защиты и ультрафиолетовых облучателей. Начальство на мои вопросы не смогло ответить, и я пожаловался в прокуратуру и Роспотребнадзор. После этого проблема решилась, но я знаю, что в других клиниках, особенно в регионах, ситуация далека от идеала. 

Я вижу новости о том, что врачи отказываются приезжать на вызовы, потому что им не хватает защитных средств. Это трагедия для врача и пациента. Здесь начинается внутренний конфликт между глубинным архетипом выживания и долгом врача. Это можно сравнить с войной. Солдатам не хватает винтовок и патронов, но их гонят в наступление. Они чувствуют себя преданными, потому что у них нет поддержки, но их просят быть героями. 

Понятно, что врач — это человек, который готов на самопожертвование и спасение жизни пациента. Но врач — тоже человек со своими слабостями. Нас ждет сложное время. Будут как личностные, так и системные испытания. Одним медикам повезет попасть в оснащенную клинику. Вторые будут работать с минимумом защитных средств, но третьи могут сделать и другой выбор. Это сложно оценить с морально-этической точки зрения, потому что сложно ответить даже самому себе на вопрос, как ты поступишь в такой ситуации, пока в ней не окажешься. Для себя я решил так: если средств защиты не хватает, нужно сделать все возможное для того, чтобы их предоставили, и продолжить работу.

Вы работаете в российской больнице? Пожалуйста, расскажите, что происходит у вас на работе прямо сейчас (можно анонимно). Присылайте свои истории на электронный адрес [email protected]

Подготовила Дарья Миколайчук