Впервые со времен Болотной с завидной регулярностью народ сознательно и массово выходит на улицы, не боясь. Власть опять начала вести себя хаотично и жестоко, а диалог между народом и государством превратился в монолог резиновой дубинки и лица, закрытого черной маской.

Все началось 12 июня, в День независимости России, который вполне мог стать поворотной точкой в истории моей родины. Впервые против коррупционной эпидемии, захлестнувшей страну, массово и единым фронтом выступили журналисты, политики и граждане, независимо от их убеждений. Формальным поводом и далеко не формальной причиной стало незаконное уголовное преследование независимого журналиста-расследователя Ивана Голунова после сфабрикованного полицией обвинения в торговле наркотиками.

Продолжилось все через месяц, когда 14 июля граждане вновь вышли на улицы. Причина — нелепый отказ в регистрации всех 57 оппозиционных кандидатов на выборах в Мосгордуму. После этого народ начал выходить на улицы регулярно.

Многие авторитарные режимы долго кажутся совершенно незыблемыми. Ведь для них и у них не существует рисков, присущих режимам демократическим: свободных выборов, независимых СМИ, готовых «разделать под орех» кого угодно, а также бунтующих граждан, экстремистов, которых можно, конечно, подавить полицейскими методами, но в условиях демократии надо еще и помнить об их правах человека. Наконец, при демократии есть независимые силовики и суды, готовые привлечь к ответственности любого независимо от его политико-административного статуса.

Авторитарные режимы часто живут в режиме самоубаюкивания, убеждения себя и окружающих, что в обозримой исторической перспективе ничего драматического случиться просто не может

Потому авторитарные режимы часто живут в режиме самоубаюкивания, убеждения себя и окружающих, что в обозримой исторической перспективе ничего драматического случиться просто не может. Примечательно, что это впечатление поддерживают многие внешние наблюдатели и даже формально жесткие противники таких режимов. Когда Рональд Рейган пришел к власти в США в 1981 году, большинство вашингтонских экспертов были убеждены: Советский Союз как сверхдержава и биполярный мир просуществуют еще полстолетия, не меньше. И этим соображением надо руководствоваться при формулировании основ американской международной политики.

Точно так же думали и в СССР. Если бы в 1985 году спросили моего отца, офицера МВД СССР, вечна ли наша империя, он без тени сомнения ответил бы: да, конечно, а почему это может быть не так? И привел бы десятки бронебойных аргументов в пользу такой точки зрения: экономика устойчива, оппозиции нет и не может быть, разве что внутрипартийная, но она по определению не против СССР; народ привык к равенству и не алчет буржуазных роскошеств и излишеств; у нас нет политических свобод, но свобода рассуждений на кухне и чтения запретной литературы под одеялом есть, и т. п.

Все было спокойно в Советском Союзе, почти как на чикагском кладбище, только тише: Восточный блок после 1968 (ЧССР) и 1981 (Польша) годов не проявлял никакой склонности к бунту.

Но тут как раз пошли события, которых прежде не было в истории и которые нельзя предсказать чисто индуктивно, — так называемые «черные лебеди».

Вдруг стало ясно, что власть гораздо более хрупкая, чем казалась еще недавно — не только нам, советским гражданам, но и всему миру

Сначала президент Рейган умело втравил нас в новую гонку вооружений (через СОИ), к которой СССР оказался ни экономически, ни технологически не готов. Потом рухнули цены на нефть, подорвавшие одну из основ советской экономики. Затем старая элита КПСС начала действовать против Горбачева, чьи реформаторские шаги и посылы показались ей явно избыточными. 

Явился из ниоткуда Борис Ельцин — лидер такого типа, который, казалось бы, никогда не смог бы сформироваться в недрах тоталитарной и косной структуры КПСС.

И вдруг стало ясно, что власть гораздо более хрупкая, чем казалась еще недавно — не только нам, советским гражданам, но и всему миру. Она боится демонстраций численностью свыше 60 000 человек. Она боится националистов и национальных движений — от Балтии до Центральной Азии. Она боится правозащитников во главе с академиком Андреем Сахаровым. Наконец, она боится низвергнутого (как еще недавно казалось) одиночки Ельцина, триумфально выигрывающего парламентские выборы в Москве в 1989 году и завоевывающего трон председателя Верховного Совета РСФСР в 1990-м.

Глобальный Запад в такой ситуации из врага и угрозы неожиданно превращается в единственного возможного — правда, в конечном счете, неуспешного — спасителя СССР и горбачевского режима.

В 1990-м Горбачев де-факто отстраняет от власти КПСС — и режим идет на дно.

Режим вроде бы архистабилен, реальной оппозиции нет или она разгромлена, премудрые западные аналитики советуют жить с Владимиром Путиным еще лет 10–15

Нечто похожее мы наблюдаем и в сегодняшней России. Да, режим вроде бы архистабилен, реальной оппозиции нет или она разгромлена, премудрые западные аналитики советуют жить с Владимиром Путиным еще лет 10–15, не меньше, и успокоиться. Тем более при нынешнем-то уровне высокотехнологичной медицины.

Но случается сначала бунт в Архангельской области, где люди протестуют против захоронения отходов из Москвы, длится он почти год, и власть ни региональная, ни федеральная не могут найти этой проблеме решение. 

Затем на далеком Урале в городе Екатеринбурге тысячи горожан выходят против строительства храма в городском парке, и церковная власть, опирающаяся на поддержку власти светской, тоже пасует и строительство отменяет.

А потом прямо во время Международного экономического форума в Петербурге — форума, который является публичной площадкой и любимым мероприятием президента, —  происходит дело журналиста-расследователя Ивана Голунова (отнюдь не самого известного, заметим, до этого скандала), которому полиция подбрасывает наркотики, пытаясь заставить его замолчать, — и хрупкость режима сразу становится очевидной. И всемогущий Кремль, и «кровавые» силовики пасуют перед масштабным протестом и дают задний ход. 

Журналист на свободе. Угроза массовых выступлений миновала, многие, собиравшиеся выйти, остались дома, а тех, кто все-таки осмелился протестовать на улицах против коррупционного произвола, власть привычно и жестко разогнала.

Спустя же всего месяц после этого власть не регистрирует 57 оппозиционных кандидатов на выборы в Мосгордуму и народ начинает выходить на улицу.

Результатом всего этого становится практически тотальное неприятие полиции и силовых структур

14 июля — первый несанкционированный митинг у мэрии и первые задержания, пока немногочисленные.

28 июля — второй несанкционированный митинг и поистине масштабные задержания и избиения протестующих. Задержаны 1373 человека.

3 августа — народ вновь на улицах столицы. И вновь избиения. Задержаны вновь более 1000 человек. Адвокатов к задержанным демонстративно не допускают и даже вводят в действие оперативный план «Крепость», предназначенный для чрезвычайных ситуаций, например, террористической угрозы. 

10 августа — еще один митинг, на этот раз разрешенный. Некоторые, хоть и далеко не большинство, лидеры общественного мнения поддерживают людей и приходят сами. Протестовать выходят 60 тысяч человек. Однако и здесь власть не может удержаться и задерживает людей, хоть и не так много на этот раз — всего около 250, но умудряется в прямом эфире заломать руки и отправить в автозак человека с ДЦП, а также походя, без причины пробить уже задержанной девушке в печень.

Тем временем один из задержанных участников предыдущего митинга режиссер Дмитрий Васильев, по слухам, находится в реанимации, поскольку в полиции у него специально отобрали инсулин.

Кто бы мог предсказать в начале года, что мы станем свидетелями и участниками такого?

Результатом всего этого становится практически тотальное неприятие полиции и силовых структур — Росгвардия вообще становится именем нарицательным, власть еще больше отделяет себя от народа, а выборы в никому в общем-то не нужный и отчасти декоративный городской парламент на ровном месте зачем-то превращены той же властью в поле битвы со своим же народом. А на фоне всего этого в той же родной Архангельской области происходит загадочная авария с радиационным выбросом на военном объекте, сопровождающаяся невнятным бормотанием региональной власти и попыткой скрыть информацию в век тотальной информационной прозрачности.

Кто бы мог предсказать в начале года, что мы станем свидетелями и участниками такого?

Но не это ли те самые «черные лебеди» наших дней?

Так что вослед «Черному лебедю» Нассима Талеба советовал бы всем — и себе самому — перечитать «Антихрупкость» того же автора, идею которой я усвоил примерно так: чем больше искусственно культивируемая иллюзия жесткости системы, тем выше степень ее реальной хрупкости. Чем меньше гибкость, тем выше ломкость. Чем яростней напускное бесстрашие, тем серьезней глубинные страхи. 

«Кто не гнется, тот ломается», — говорил Конфуций.