Якутский Гапон против Путина. Репортаж из шаманской столицы России Улан-Удэ
Ворон, Ангел и Дракон
Таксист не с первого раза находит нужную улицу в городском округе Бурвод в Улан-Удэ. Наконец он высаживает меня на пыльной проселочной дороге у высоких ворот, завешенных огромной рекламной растяжкой. К воротам подходит семья: женщина, мужчина и ребенок лет четырех.
— Вы к шаману? — спрашиваю я.
— Может, и к шаману, — нехотя отвечает отец семейства и бросает на землю недокуренную сигарету. Они заходят в ворота, а мне навстречу выходит усатый мужчина в льняной кепке, похожий на героя гайдаевской комедии. Он просит меня подождать у ворот. Через пару минут встречать меня выходит другой мужчина, высокий и худощавый, в зеркальных солнечных очках, черной кепке и в футболке с шаманом Габышевым в качестве принта.
— Меня знаешь? — спрашивает он и, не дождавшись ответа, на всякий случай представляется и протягивает мне руку: — Ворон.
Ворон — в миру Евгений Ростокин — одним из первых примкнул к шаману Габышеву. Вороном его прозвали за темное криминальное прошлое: журналисты пишут о его 9 судимостях, за которые Ростокин провел в общей сложности 9 с половиной лет в тюрьме. Сам он о своем прошлом не распространяется, но, если верить газетам, Ростокин промышлял в основном мелкими кражами и нападениями на женщин. Он пускает меня во двор и указывает рукой на место, где можно подождать аудиенции, — деревянную табуретку. Сам он садится рядом на корточки, закуривает и гладит собак — Белого и Долли. Собаки тоже идут к Путину. Ворон расспрашивает меня с неподдельным интересом о том, как живется в Москве.
Временная резиденция шамана Габышева ничем не отличается от простого деревенского дома. Он остановился здесь лишь на несколько дней: подождать, пока из больницы вернется один из его верных спутников — поэт, заболевший в пути пневмонией. Посреди двора стоит белая «газель», купленная на пожертвования от сочувствующих Габышеву россиян. Враги шамана используют этот факт против него, обвиняя его в вымогательстве. На белой деревянной доске, напоминающей стол, под палящим солнцем загорают люди. За домом в траве стоит несколько палаток из тонкого материала. Такие точно не выдержат сильного дождя. Почти все во дворе курят, под ногами бегают маленькие дети — это дети пришедших на прием к шаману. Шаман Габышев не проводит обряды и не лечит людей, но зато с ним всегда можно поговорить о судьбах родины и о коррупции.
— Сегодня еще мало людей пришло! — говорит мне шаман Лидия. Она предпочитает использовать феминитив — шаманка. Но Лидия — не только шаманка, она еще и повар, художница и дракон, как она сама говорит.
Шаманизм у нее пошел от отца. Лидия спрашивает, есть ли я в «Одноклассниках», и интересуется, тяжело ли добираться в Улан-Удэ из Москвы. К нашей беседе присоединяется Роман, бросивший работу менеджера в Москве ради похода с шаманом — к слову, до того, как стать менеджером, Роман служил в Росгвардии, — поэт Александр, который написал сборник стихов в 1000 страниц и умеет рифмовать на ходу, бывший предприниматель из Иркутска, у которого уже несколько лет длятся судебные тяжбы из-за бизнеса, и другие соратники шамана. Всего же в его свите около 30 человек. Точную цифру сподвижники Габышева назвать не смогли: подсчетами здесь заниматься не принято. Все спутники Габышева разные, но в основных взглядах они соглашаются: Москва — не Россия, Путин — вор, программа «Цифровая экономика» нацелена на чипирование населения, чтобы каждого можно было контролировать, а власть по Конституции принадлежит народу.
«Мы все приходим в этот мир, и мы знаем, кто мы такие. Он [Габышев] на подсознании сразу знал, что он — воин. А потом, когда он отправился в путь, он начал сомневаться, — рассказывает мне одна из женщин, держащих путь на Москву вместе с якутским шаманом. — Он как-то буквально неделю назад сказал: “Ребята, я не воин, я больше не смогу вас защищать. Мне надо пообщаться с богом и с природой”, — и решил уйти на шесть дней, оставив нас с Ангелом». Ангел — мудрый старец из свиты Габышева, ее серый кардинал и ментор. Никто не знает, чем Ангел занимался до того, как стать одним из габышевцев, но все уверены в том, что он очень образованный и просвещенный человек.
Как только Габышев заявил о своем желании взять тайм-аут, от группы сразу же откололось четыре человека. Но не успел уйти — на следующий день на его пути возникли местные шаманы из общины «Тэнгери». Моя собеседница уверена в том, что это столкновение пошло Габышеву только на пользу: он вновь обрел силу, а отступники захотели вернуться, и их приняли — в команде шамана долго обиды не держат.
— Зовет, — говорит Ворон. Я встаю с ободранной табуретки и иду к шаману.
Якутский Гапон
Габышев сидит в предбаннике частного дома. В комнате пахнет потом, пылью и разлитым пивом.
— Кто, ***, пиво принес? — сердится Ворон.
— Вытрите его скорее, скорее, — суетятся женщины. Когда, наконец, последствия аварии удается ликвидировать, сквозь гул пробивается вопрос от одного из слушателей шамана.
— Ну дойдете вы, свергнете, а кто сядет-то на это место? — спрашивает мужчина-бурят.
— Человека посадим, не демона. Человека всегда вы можете скинуть, в любой момент, — отвечает шаман.
— А есть такой человек?
— Зюганов, Жириновский, Навальный, выбирайте. Вот выбирайте этого пацана, выбирайте эту девушку, — говорит Габышев, показывая на меня. Я слышу тихий смех Ворона.
Встреча с шаманом больше похожа на ток-шоу, в котором шаман — ведущий, произносящий короткие дежурные реплики. Посетители же выражают свое мнение, не соблюдая решительно никакого регламента. В команде шамана есть даже свой оператор и человек, которого можно принять за звукорежиссера, хотя доподлинно неизвестно, кто он и почему сидит в темных очках и в наушниках рядом с гуру.
— Я же пришел к вам помочь хоть чем-то. Дал же я вам хотя бы на продукты, на сигареты. Этим-то я и помогаю, а чем мне еще помочь? — посетовал один из «гостей ток-шоу». — Я автомат пока не могу в руки взять.
— Ну, автомат пока рано. Пока мы до развилки не дошли, — благостно, по-отечески улыбается Габышев. — Пока мы до развилки не дошли, автоматы никто не берет. На развилке будет видно. Воля бога и действия дьявола соединятся и определят наш путь. А пока только вперед.
Происходит «смена караула»: одни посетители прощаются с гуру и им на смену приходят другие. Пользуясь случаем, я пытаюсь поговорить с шаманом один на один.
— А почему вы решили идти? Вы дошли до какой-то развилки в своей жизни? — спрашиваю я.
— Бог велел, — говорит шаман.
— А вы не чувствовали себя одиноким, когда отправлялись в путь? Что вы — один против дьявола?
— Я, когда вышел, знал, что не буду один, уже заранее бог мне об этом говорил, — шаман отвечает коротко и после каждого вопроса ехидно улыбается и смотрит мне в глаза. Тем временем приходят гости и «интервью» опять превращается в балаган. Гости обсуждают перспективу Объединенной Бурятской Империи, революцию в России и Сталина. Его, как и Путина, здесь не жалуют. Продолжить интервью мне удается только при следующей смене гостей.
— А вам не больно, когда вас покидают ваши соратники?
— Нет. У меня нет ни боли, ни страха. Я должен идти вперед. Я — воин.
— Когда вы поняли, что вы — шаман? Как вы им стали?
— В роду у нас у каждого есть шаман. На кого шаманский дух падет, тот и шаман. Кто с ума первым сойдет, а потом выздоровеет, тот и шаман. Это называется шаманская болезнь.
— И вы с ней справились?
— Ой, еще как справился, — говорит шаман и смеется. Смеются и некоторые из его свиты. — Я ушел в лес и жил там два года, потому что в современном мире таких, как я, сразу сажают в психушку.
— А сколько вам лет было, когда вы заболели? Как изменилась ваша жизнь?
— Это было то ли в 45, то ли около того. До этого я жил материей, — шаман снова почему-то посмеивается, — а дальше все изменилось. Вот моя краткая биография: в садик я не ходил, в школу ходил, школу закончил, потом армия, университет, работа, университет, работа, работа, работа, женитьба, работа, работа, и вот я здесь.
— Каково это — два года быть одному в лесу?
— Хорошо. Это другой мир. Там естественный образ жизни, — говорит шаман.
— Ее интересует, как человек может быть без интернета, — шутит кто-то из свиты.
— Меня интересует, каково это — прожить два года без общения. Человек же существо социальное, — уточняю я свой вопрос.
— Попробуйте пожить и узнаете, — раздался над моим ухом голос Ангела. — Честно говоря, не все возможно объяснить, так как люди многое не могут понять. Многое просто не говорится, потому что люди не в состоянии этого воспринять. Для вас это сказка какая-то. Когда будут реальные действия, вы все увидите и вспомните этот разговор.
— Вы как… — пытаюсь я задать следующий вопрос.
— Я нормальный, не беспокойтесь, — сквозь смех говорит шаман, не дождавшись вопроса, хотя спросить я хотела совсем другое.
«Пропутинские» шаманы
По пути в центр шаманов, преградивших путь Габышеву, — некоторые издания окрестили их «пропутинскими», — я узнаю от таксиста, что в Улан-Удэ вообще «шаман на шамане сидит и шаманом погоняет». Даже у моего водителя, оказывается, тоже есть шаманские корни.
Шаманский центр «Тэнгери» — религиозный центр сродни монастырю — находится на другом конце города, на горе, с которой открывается потрясающий вид на город. В центре только что завершился период проведения обрядов, поэтому во дворе суетятся люди, которые убирают домики для проведения ритуалов. Я пытаюсь узнать, где можно найти кого-то из администрации, но мой русский здесь не понимают.
Я обхожу круглое здание, одновременно похожее на храм и на офис, и нахожу открытую дверь. По счастливой случайности первое, что я вижу в коридоре, — дверь с табличкой «Отдел взаимодействия со СМИ». Шаманскому центру «Тэнгери» вообще не везет со СМИ. Их, например, обвиняют в сожжении верблюдов. Верблюдов «для укрепления России» бурятские шаманы действительно жгли, но было это не в Улан-Удэ, и даже не в Бурятии, а в Ангарске, что в Иркутской области. Путаница возникла из-за созвучных названий: в названии общины шаманов, расправившихся с верблюдами, тоже есть слово «Тэнгери» — в переводе с бурятского, «небо». Но есть еще и два других слова, «хухэ» и «мунхэ». Получается «Хухэ Мунхэ Тэнгери», что означает «вечно синее небо». После этого случая в Иркутской области даже появилось новое медиа под названием «Верблюд в огне».
Я открываю дверь и вижу каменную статую какого-то божества метра в три высотой и пожилого мужчину с долотом в руках. Он поворачивается и приветливо с местным акцентом спрашивает, что мне нужно.
— А это вы взаимодействуете с прессой? — спрашиваю я в растерянности.
— Нет. Идите на голоса, — все так же приветливо отвечает он и возвращается к работе.
Голоса приводят меня к следующей двери. Я открываю ее и вижу не менее странную картину. Во главе переговорного стола сидит шаман с приятным и мудрым лицом, по левую руку от него сидят девушка и молодой человек славянской внешности, по правую — взрослая женщина-бурятка в бандане расцветки американского флага. Все резко поворачиваются ко мне и с безмятежными улыбками просят подождать.
В коридоре прохладно и чисто. Дверь в кабинет немного приоткрыта, и до меня доносятся обрывки фраз. За столом говорят о толерантности, угрозе религиозного фанатизма и влиятельности русской православной церкви.
После совещания мне разрешают войти. В кабинете осталась только бурятка в бандане и шаман, как оказалось, не простой, а верховный. На столе у него нефритовая пирамидка, с одной стороны написано «шеф всегда прав», с другой — «шеф думает».
— Вы хотите, чтобы была война гражданская, как на Украине? — начинает он с риторического вопроса. — Мы не хотели его [Габышева] остановить и не хотели, чтобы он пошел обратно. Мы просто хотели, чтобы он признал, что он не шаман, потому что призыв к войне и насилию — самый большой грех в любой религии. Когда человек призывает к насилию, мне, как религиозному деятелю, становится страшно. А если такое движение зачинает шаман, то еще страшнее. У религиозного человека всегда должен быть страх, такой же, как был у наших предков. Страх войны, страх стихийных бедствий. Шаманизм — толерантная религия, и мне больно, когда она становится в один ряд с экстремистскими.
— Никто почему-то не говорит о том, что в первый раз Габышев вышел в путешествие в 2018 году, — замечает до сих пор молчавшая бурятка в бандане. Ее зовут Светлана, и она тоже шаманка. — Он говорил, что он паломник и хочет посмотреть мир. Он же сам говорит, что односельчане хотели упечь его в сумасшедший дом. Он говорит, что он шаман-воин, но ведь в шаманизме нет никаких воинов, это мирная религия.
— А вы заранее предполагали, что Габышев не шаман? — спрашиваю я у «шефа».
— Когда я шел к Габышеву, я думал, что встречу духовного человека, а встретил человека, который не ведает, кто он такой. Человека, который стал заложником своей ситуации и свиты. Люди видят в Габышеве борца. Он пошел против правительства и Путина, но они не видят, что он пошел против государственности и за войну. Люди видят в нем патриотизм и дух. А духа нет на самом деле — его дух делает свита.
— Вам же не удалось добиться своего: Габышев все равно идет, а вас называют пропутинскими шаманами в прессе, — замечаю я в короткую паузу, которая выдалась в нашем разговоре: верховный шаман говорит долго, убаюкивающе.
— А что мне дал Путин? Что дало нам наше правительство? Ничего. Мы с 2003 года строимся, постоянно привлекаем спонсоров, просим нам помочь. Этот центр построен на пожертвования, на средства нашего народа. А Габышев пусть идет, мы ему не мешаем. Только не надо называть себя шаманом, если ты не шаман.
Так говорит член Совета по шаманизму при Президенте Республики Бурятия Цырендоржиев Баир Жамбалович.
Верховный шаман Путин
Посмотрев владения общины, я вызываю такси. После двадцатиминутного ожидания машина наконец-таки приезжает. За окном праворульной Toyota мужчина средних лет. Перед лобовым стеклом мерно покачивается какой-то амулет с перьями. Хоть у моего водителя и нет родственников-шаманов, он тоже «в теме».
— Вы еще попробуйте на Байкале их поискать, шаманов этих. Только не в Листвянке — там все заплевано, одни туристы и китайцы. Поезжайте на Ольхон. Вот там сила настоящая, — советует таксист.
— А как мне искать там? К ним надо записываться? — спрашиваю я.
— Нет, — он посмеивается. — Это плохие шаманы, шарлатаны, к которым по записи надо ходить. Просто приходишь и ждешь, вам местные покажут, поспрашивайте. Хотя... — он прерывается.
— Что «хотя»?
— Да черт их знает. На Ольхоне плохо живется в последнее время, люди жалуются. Мэр там в тюрьму загремел недавно. А хороший, говорят, был мэр. Не знаю, может, не справляются они, шаманы эти.
Через несколько дней после этого разговора местные активисты установили на Ольхоне бюст Путина. Может быть, он поможет Ольхону и мэру Копылову, пока мятежный шаман Габышев не дошел до Москвы.