Владимир Паперный
Дмитрий Венков: Часть работ на выставке посвящена связи архитектуры и кино. Архитектура играет значимую роль в фильмах, и я хотел отдать ей должное. Но была проблема: в кино главный герой всегда — человек, и его поле деятельности горизонтальное, поэтому работать с вертикальным измерением архитектуры непросто. Когда я попал в Нью-Йорк, то все время ходил с задранной головой и думал, как можно сделать фильм о городе, в котором доминирует понятие вертикали.
Строго говоря, в Зарядье не только американцы. Это консорциум, куда входят и датчане, и русские, но руководит большой командой американское архитектурное бюро Diller Scofidio + Renfro. Они выиграли международный конкурс, и строительные работы уже начались. Будет ли парк выглядеть именно так, как нарисовали американцы, или получится «как всегда»?
Когда в 70-е годы иностранные режиссеры приезжали в Москву, московские режиссеры им очень жаловались: «Госкино давит, цензура не пропускает, в моем фильме вырезали самый главный эпизод». А иностранные режиссеры отвечали: «А кто вам дает деньги на кино?» Те: «Госкино». Иностранцы: «Ну, так в чем же тогда проблема, они ведь платят, чего же вы, собственно, возмущаетесь?» Здесь сталкивались два несовместимых взгляда на культуру. Для западного режиссера это было чисто экономической проблемой: кто дает деньги, тот и диктует. Глупо спорить с Columbia Pictures о том, что ты хочешь не этот финал, а другой. Все великие режиссеры переделывали свои работы из-за этого. (Пожалуй, только Тарковскому удавалось победить Госкино. Он работал в уникальной ситуации.)
В 1839 году монархист маркиз де Кюстин, отец и дед которого погибли на гильотине во время Великой Французской революции, приехал в Россию в поисках единомышленников в борьбе с революционными идеями. Результат – полное разочарование в абсолютизме и «самая замечательная и умная книга, написанная о России иностранцем», как назвал ее Герцен. Приезд Стерна в Москву в 2013 году заставляет вспомнить визит де Кюстина. Он приехал в Москву, полагая, что его пристрастие к истории и контексту, не понятое нью-йоркскими авангардистами, встретит здесь понимание. Он собрался построить роскошный жилой дом отчасти в стиле московских высоток. Проект вызвал бурную полемику, но, в отличие от де Кюстина, Стерн пока не испытывает особого разочарования. Получится ли у него «самое замечательное и умное здание, построенное в России иностранцем»?
Антон Красовский, про которого я раньше почти ничего не знал, совершил coming out и как гей лишился работы. Об этом я прочел в интервью с Ксенией Соколовой. Как выяснилось из комментариев, еще раньше он сообщил, что неизлечимо болен. Есть все основания посочувствовать человеку. Когда обижают слабого, всегда возникает желание заступиться. Но тут что-то мешает. Во-первых, странная формула: я гей, и при этом я такой же человек, «как президент Путин, как премьер Медведев, как депутаты Государственной думы». Почему он апеллирует к начальству? К тому самому, которое вводит гомофобские законы. Что это, вопль о помощи: начальники, защитите, я гей, но я такой же человек как вы? Там же в комментариях можно увидеть фрагмент его передачи на KONTR TV. Истерическая выходка по поводу оппозиции окончательно убивает всякое сочувствие. За что он ненавидит вышедших на митинги? Некрасиво одеваются! Красовский, как можно понять из интервью, получал больше 10000 у.е. в месяц. Видимо, это ненависть красивого к некрасивым и богатого к бедным. Если бы это зависело от меня, я бы предоставил геям все права, которых они лишены, и восстановил Антона Красовского на KONTR TV. Но сам бы никогда его передач не смотрел.
Моя мама, Калерия Николаевна Озерова, 9 июня 1918 - 3 декабря 2012.
Мой отец украл книгу. Член Союза писателей, доктор наук, друг Чуковского, Маршака, Райкина, Утесова и Окуджавы украл книгу. Какую — теперь уже не вспомнит никто, да это и неважно. Важно откуда: с книжного стенда американской выставки 1959 года в Москве. Американские гиды не только не возражали, но даже подавали ободряющие сигналы, но при выходе, разумеется, отца остановили двое в штатском…
Дорогие друзья, сегодня в пять вечера в рамках открытия фестиваля Арх-Москва состоится презентация моей книжки «Fuck Context?», которая выходит в издательстве Tatlin.
Эмиграция — это как болезнь: симптомы хорошо известны и почти не зависят от индивидуальности. Ситуация, которая повторяется практически у всех уехавших, — резкое изменение смысла слов «мы» и «они». Первое время «мы» означает покинутую страну, например, «у нас люди менее (более) доброжелательны, чем у них тут». Ровно через пять лет все меняется с точностью до наоборот: отставшее «мы» наконец переезжает на ПМЖ, а «они» ссылается на покинутую родину. Никакой ностальгии к этому времени (если она у кого-то и была), как правило, не остается. У «них» там теперь все кажется отвратительным:
Их было два брата, Толя и Валя Аграновские. В 1970-х Толя считался советским «журналистом номер один», а потом, по слухам, написал все книги Брежнева. Валя был младше и менее знаменит, но зато писал пьесы и жил в нашем подъезде этажом ниже. Как-то Толя пришел к нам со своей красавицей-женой Галей и с гитарой и спел песню «Облака».
Хочу обсудить с вами вот такой вопрос: Как вы думаете, может ли что-то похожее на события в Египте произойти в России? Если да, то к чему это может привести?
Антиправительственные протесты в Египте обнажили парадоксальную сущность демократии. Надо ли поддерживать демократию, если в результате демократических выборов к власти придут религиозные (или другие) фанатики? В истории немало подобных примеров. Гитлер пришел к власти демократическим путем. Иранская революция привела к власти мусульманских экстремистов. Кто придет к власти, если в России произойдут действительно демократические выборы? Скинхеды и нацболы? Может быть прав был Платон, считая демократию лучше тирании, но хуже власти просвещенной элиты?
Эта колонка посвящена «Колонне» — произведению современного искусства, которое галерист Елена Баканова назвала «кармическими пиздюлями». Я знаю, что современный искусствоведческий жаргон иногда бывает труден для восприятия неподготовленной аудиторией, но, поскольку мы заговорили о современном искусстве, будем тянуться до его уровня.
Если вы думаете, что собранная вместе тысяча американских славистов представляет собой унылую толпу, вы правы только отчасти. В пятницу я случайно забрел в гостиницу «Бонавентура» в центре Лос-Анджелеса и наткнулся именно на эту тысячу, хотя и разбросанную по бальным залам с завлекающими названиями вроде Emerald Bay, Palos Verdes или Santa Barbara. До атмосферы концерта Леди Гага им, конечно, было далеко, но, если прислушаться к тому, что в этих бальных залах говорилось, можно было услышать много любопытного. Все это называлось 42-я ежегодная конференция ASEEES (Association for Slavic, East European & Eurasian Studies), прошу не путать с AAASS (American Association for the Advancement of Slavic Studies). Когда я говорю тысяча, я немного приуменьшаю: в программе — 1020 участников.
Американские консерваторы всегда считали Калифорнийский университет в Беркли «рассадником коммунистической заразы». В 60-х годах там происходили настоящие бои с полицией. Я хорошо помню черно-белые документальные кадры, где полиция пожарными шлангами и дубинками разгоняет студентов, протестующих против войны во Вьетнаме, а потом заталкивает мокрые тела в полицейские фургоны.
Сначала зададим себе несколько вопросов. Вы пробовали когда-нибудь дышать летом в середине дня в районе Садового кольца в Москве? Пытались проехать на машине от центра до Пушкинской площади по Большой Дмитровке в это же время дня и года? Отвечать не обязательно, это риторические вопросы. Но вот реальный вопрос: почему в России, где экологическая ситуация намного хуже, чем в Европе и Америке, разговоры об экологии чаще всего вызывают раздражение и скуку? У меня ответа нет, так что будем считать этот вопрос тоже риторическим.
Некоторые комментаторы утверждали, что я нарочно выбираю провокационные темы и высказываю провокационные идеи, чтобы поднять свой рейтинг. Чтобы восстановить репутацию, поговорим сегодня об... архитектурном образовании. (Читатель, прежде, чем бежать отсюда, прочтите хотя бы один абзац: а вдруг мне удастся сказать что-нибудь провокационное и на эту тему.)