История для подростка. Часть вторая
Как вы полагаете, уважаемые читатели, в чем состоит психологическая задача подросткового возраста?
Часто говорят об автономизации, взрослении, отделении подростка от семьи. Но, помилуйте, ведь никакого реального отделения в это время не происходит. Как жил, допустим, четырнадцатилетний подросток со своей семьей, так и продолжает жить, и ни о какой его «отделенности» речь вроде бы и не идет вовсе. А если он запирается в своей комнате с телефоном и орет оттуда: «Отвяжитесь все от меня!» — то разве ж это взрослость?
Тогда что же?
Детей по преимуществу интересует мир вокруг них. Что это? Где это? Когда это будет? Как достать? Как оно устроено? Я хочу пойти туда, достать вот это и поиграть вот во что. А что будет, если сделать вот так? Другие люди их, конечно, тоже интересуют, но в основном в прикладном, потребительском смысле. А ты мне дашь? А ты со мной поиграешь? А ты меня пожалеешь? А ты никуда не уйдешь?
Подростки же, в отличие от детей, центрированы на себе. Их мучительно интересует все, касающееся их самих. Как я выгляжу? Как ко мне относятся? Что обо мне думают? Каким меня видят со стороны? Что обо мне говорят, когда меня нет рядом?
И все это легко обобщается в невероятно важный этап личностного, подлинно человеческого роста и развития: кто я вообще такой? Какой я? На что я гожусь?
Вот, собственно, основной вопрос подростковости. Без четкого, удовлетворяющего самого человека ответа на него не будет движения дальше.
Древние традиционные общества имели на этот вопрос простой и алгоритмический ответ: сразу после детства следовали жестко закрепленные обряды инициации, и в случае успешного их прохождения человеку внятно сообщали — теперь ты взрослый, отныне и навсегда ты годишься на все, на что годятся все взрослые члены нашего племени: охотиться, воевать, танцевать с мужчинами в кругу и т. д. и т. п.
Современное городское общество ушло весьма далеко от племенной жизни, и даже следов этих обрядов у нас не сохранилось. Да и индивидуальная судьба по содержанию и разнообразию усложнилась с тех пор неимоверно.
А вопрос остался. И отвечать на него приходится каждому подростку индивидуально.
Попытайтесь вспомнить свою подростковость, а если не получается, то просто поверьте: это очень сложно, и никакая помощь от взрослых членов семьи в этом важном деле не будет лишней.
Как конкретно помочь?
Вы, конечно, помните господина Журдена, героя комедии Мольера «Мещанин во дворянстве». Однажды он с удивлением обнаружил, что вот уже больше 40 лет говорит прозой, совершенно об этом не подозревая. Так получилось, что сравнительно недавно я фактически оказалась на месте господина Журдена. Сейчас расскажу, как это вышло.
Я сама, можно сказать, профессиональный рассказчик историй. Вы читаете мои истории на «Снобе», но, разумеется, и в моей повседневной рабочей практике я их тоже и рассказываю, и сочиняю вместе с моими посетителями. Когда-то мне очень нравилось сочинять терапевтические сказки вместе с маленькими детьми — часто это прекрасно помогает справиться с какой-нибудь конкретной проблемой ребенка, например, страхом, застенчивостью или «излишней правильностью». Одна такая история подробно описана в моей старой книжке «Ваш непонятный ребенок», в главе «Отличница Василиса и ее невроз».
Потом, по мере накопления опыта, мне стало интереснее заниматься этим сочинительством с более взрослыми людьми. И моя роль в этом тандеме постепенно уменьшалась — человек сам нащупывал пути и повороты своей истории, а я лишь чуть-чуть ему помогала.
Каждая человеческая жизнь сама по себе — это сюжет. Ее можно рассказать по-разному. Причем из точки настоящего можно не только придумать разное будущее, но и по-разному описать то, что уже произошло.
Впервые индивидуальную жизнь как сюжет человек осознает именно в подростковом возрасте (детей в сюжетах интересует в первую очередь то, что случилось с героями, события, приключения). И главный интересующий его сюжет, как вы, конечно, понимаете, — это он сам. Что со мной уже произошло? Каким героем я получился? Что будет со мной дальше, в следующих главах?
Мы вместе с подростком сочиняем сюжет и персонажа. И учим его жить, поступать, выглядеть как этот персонаж
Кто лучше всего знает 13–16-летнего человека? Ну, разумеется, его родители, ведь они были с ним фактически каждый день из этих 13 или 16 лет.
Кажется, что на их помощь подросток и может рассчитывать в первую очередь.
Но что же мы имеем в реальной жизни? Триада «положи телефон — готовься к экзаменам — иначе в институт не поступишь» во всей своей красе. И еще буквально ненавидимые мною сентенции, которые родители раз за разом повторяют вслед за не очень умными учителями (умные учителя никогда ничего подобного не говорят): «Он у вас способный, но ленивый», «если бы он как следует взялся, то вполне мог бы…»
Не то. А как же иначе?
Уберите на время триаду «телефон — экзамены — институт», все равно все, что вы могли сказать по этому поводу, вы уже сказали.
Сядьте и тщательно вспомните и продумайте (а еще лучше запишите) все ресурсы, которые вам известны у вашего подростка. «Умеет слушать», «уносит дождевых червяков с асфальта на газон», «точен в движениях и никогда не разбил ни одной чашки» — не менее (а может быть, и более) важны для нашей истории, чем его способности к математике или иностранным языкам.
Расскажите (а еще лучше запишите) историю своей жизни так, как вы хотели бы ее видеть. Придумывать факты нельзя, но ненужные можно отбрасывать. Интерпретации можно давать любые. «В седьмом классе я сильно потолстела, и надо мной начали смеяться. Я использовала этот эпизод, чтобы научиться управлять собой (начала ограничивать сладкое и в восьмом классе была опять в хорошем весе) и ладить даже с теми людьми, которым я не нравлюсь (научилась самоиронии, и за это меня начали уважать еще прежде, чем я похудела). В результате это много мне дало в плане личностного роста и умения не уходить от проблем, а идти им навстречу».
Расскажите (а еще лучше запишите) историю своей жизни так, как вы не хотите ее видеть. Факты придумывать по-прежнему нельзя. Но выбирать можно. «В седьмом классе я резко потолстела и меня подтравливали за лишний вес. Я не спала ночами, ревела в подушку, еще больше ела, чтобы утешиться, и даже иногда кокетливо подумывала о самоубийстве, но было слишком себя жалко и все доступные способы казались неэстетичными. К девятому классу все это кончилось, но спустя 20 лет я рассказывала об этом психотерапевту и опять ревела — к своему удивлению, жалела себя так же, как тогда».
Расскажите вслух или дайте прочесть своему подростку оба рассказа. Одновременно убьете трех зайцев: а) включите имитацию, б) вам не потребуется долго объяснять, что одну и ту же жизненную историю можно рассказать по-разному, плюс в) зададите уровень доверия.
Возьмите паузу.
В подходящее время спросите и внимательно и до конца выслушайте (даже если его рассказ сбивчив, убог и малопонятен), как ваш подросток видит себя и свою собственную жизнь на данный момент (пять законченных фраз уже считаются рассказом). Это будет отправная точка вашей работы.
Сразу или через некоторое время (зависит от психомоторных характеристик родителя и подростка) расскажите свою историю про него, обязательно используя как содержание его рассказа, так и все вами отмеченное в пункте первом.
Будьте готовы к недоверчивому удивлению: это действительно про меня? Подтвердите кратко: да, действительно про тебя.
Вышеописанные восемь пунктов — это вовсе не конец, а начало вашей совместной работы. Дальше вы будете развивать и обогащать заложенный сюжет.
— А как, по-твоему, видят тебя твои друзья? Вот если бы о тебе рассказывала твоя лучшая подруга Люба, то что она могла бы сказать?
— А как видят враги? Что рассказала бы о тебе Марина, с которой вы уже второй год на ножах? Как и что она в тебе видит? И как тебе это? Ты устала от этой вражды? Так, может быть, настало время показать ей другую твою сторону, которая, как мы точно знаем, в тебе есть? Ведь по сути (по задуманному персонажу) ты дружелюбная и неагрессивная. Давай обдумаем, как лучше начать решать проблему с Мариной.
— Как ты выглядишь в глазах разных учителей? (Можете добавить информации, если у вас есть.) А как бы хотел выглядеть? Давай обсудим: что может сделать такой человек, как ты, чтобы изменить их взгляд в нужную тебе сторону. (Например: улучшить успеваемость по этим предметам я, увы, не могу, да, если честно, не очень-то и хочу, но я наблюдателен и легко могу научиться говорить умные комплименты — уверен, большинству наших учителей это будет приятно. Если обо мне будут думать «балбес, но какой обаятельный», меня это, кажется, устроит.)
Подводя итог:
Мы вместе с подростком сочиняем сюжет и персонажа. Такой сюжет и такой персонаж, чтобы ему (и вам, конечно) было интересно. И учим его жить, поступать, выглядеть как этот персонаж. На самом деле никому не интересно быть персонажем «я ничего не хочу, я в депрессии», они просто хотят выделиться из фона (создавая тем самым новый фон, ведь подростки ан масс довольно однообразны в своих реакциях), отдохнуть от ваших уныло повторяющихся претензий и не могут придумать ничего более увлекательного (помните, что персонаж «положил телефон — готовлюсь к экзаменам» тоже мало кого привлекает). Помогите своему подростку научиться чувствовать и управлять своим персональным сюжетом, и за этот навык он навсегда останется вам благодарным.
А при чем же тут господин Журден и его умение говорить прозой? Да просто я уже много лет делаю все вот это вышеописанное с молодыми людьми и подростками (но если это делает родитель — это намного лучше и эффективнее), и только недавно узнала, что это называется «нарративная психотерапия». Когда я училась в университете — 27 лет назад, — нам ее не преподавали, а может быть, ее тогда и вовсе не было.
Ну что ж, прозой так прозой, нарративная так нарративная, главное — чтоб помогало.